Skip to content

Рубрика: Откровения (2016)

Моя исповедь

Дорогой мой читатель. Когда я продавал свою первую книгу стихов «Мой
путь», меня часто спрашивали: «Есть ли у вас биография в этой книге?»
Когда выпускал первый свой сборник, считал, что мало кого будет
интересовать моя жизнь. И надо ли? Но так как люди спрашивали, значит,
интересно будет знать дорогому для меня читателю мою биографию.
И я решил вынести на всеобщее обозрение свою жизнь, свою судьбу.
Начну с самого дорогого и святого для нас всех — со своих родителей.
Отец мой, Владимир Гаврилович Рыжков, родился 28 июля 1927 года
в Оренбургской области. Его родители после революции были сосланы
на Урал, так как, по тем временам, семья была состоятельная и зажиточная:
имели три коровы, две лошади, свиней, кур, нанимали батраков,
считались кулаками. В два года он заболел менингитом и потерял слух.
Такая же участь постигла его младшего брата Ивана. Их детство прошло
в детдоме для глухонемых. По рассказу отца, там были и слышащие дети,
и приходилось защищать себя и брата, часто драться. Его как-то раз толкнули,
и он полетел вниз головой по лестнице. После этого нос оказался
сломан и сплющился. Так он всю свою жизнь с таким носом и прожил.
Еще отец рассказывал, что во время войны они с братом ходили просить
милостыню, лазали в огороды, выкапывали картошку, морковь, рвали
огурцы, помидоры и за это не раз были биты, так как не слышали, и убегать
было уже поздно.
В 15 лет он пошёл работать грузчиком. В 16 лет решил учиться на столяра.
На работе ему обрезало пальцы левой руки. Как это вышло? Он обрабатывал
доску, в этот момент его окликнули и постучали по плечу,
он обернулся. А доска-то идёт, вот ему пилой и обрезало пальцы!
Моя мама, Тамара Александровна Кислицина, родилась 7 января
1931 года, на Рождество, в деревне Ципаи Вятской губернии. Сейчас это
Кировская область. Мама рассказывала, что слух потеряла в 7 лет — также
заболела менингитом. После выздоровления отец увёз её в детский дом
для глухонемых.
Из рассказа мамы, во время войны они спали по двое, по трое в кровати.
Спали раздетыми, и ни о чём таком даже не помышляли. Жили
в детском доме впроголодь. Опять же, война! Варили молодую крапиву, лебеду и ели. В 16 лет её перевели в общежитие училища, где она училась
портному делу. Впоследствии стала работать портнихой, чем и зарабатывала
и кормила нас.
В 1951 году в городе Березники Пермского края отец с матерью познакомились.
Мама рассказывала, как это произошло. Она мыла окна в общежитии,
и в этот момент шёл отец с другом. Они увидели маму и давай
ей кричать. Но ведь она не слышит. Отец об этом не знал, и только когда
они подошли вплотную к окну и замахали руками, мама их заметила. Вот
так они и познакомились.
В 1952 году у них родилась дочка Светлана. Мама очень хотела дочь!
Но в 1954 году малышка заболела менингитом и умерла. Наверное, это рок
нашей семьи. В 1955 году мама родила другую девочку, её также назвали
Светланой. Когда ей было 7 месяцев, уставшая мама крепко уснула. Отец
ночью проснулся и подошёл к кроватке. Светлана исходилась криком и лежала
посиневшая. Отец подбежал к маме и ударил её. От испуга у мамы
пропало молоко. В те годы не было детских кухонь, где выдавали питание
для малышей. Они появилось позднее, в конце 60-х годов. И подсказать
маме было некому, чем и как кормить. Из-за отсутствия молока и детских
смесей и из-за неопытности мамы Света умерла.
В 1957 году рождается мой старший брат Стас. В 1956 году отец опоздал
на поезд. Была зима, и отец решил до соседней станции дойти пешком
по рельсам вдоль полотна. Так он прошёл километров пять. Сзади шёл
товарный поезд. Ему паровоз сигналил, но он-то не слышит. И паровоз протащил
его 800 метров. Как остался жив, непонятно. Бог не Тимошка, видит
немножко. Мама в то время как раз забеременела Стасом. Отцу пришлось
провести в больнице города Кизел шесть месяцев, и он жутко ревновал
маму. Долгое время считал, что Стас не его ребёнок. И маме приходилось
по воскресеньям ездить к отцу в город Кизел.
В 1959 году на свет появился средний брат Владислав. А 20 ноября
1961 года родился ваш покорный слуга. Мама всё хотела дочку, а получился
я. И на этом эпопею с дочкой решили закончить.
Да, детство наше прошло не безоблачно. Отец стал к тому времени
сильно выпивать, стал таскать вещи из дома. Иногда мне приходилось
плакать от того, что мне доставались обноски. Сперва старший брат Стас
поносит, потом средний брат Владик, а мне — что останется. Ходил в заплатках.
Помню, это было в 1970 году. Мама уехала с отцом в Кизел, и родители
привезли мне оттуда костюм. Думаю, читатель сможет представить
мою радость — мне купили костюм! Правда, на второй день я порвал
правую штанину — за кем-то побежал и упал, вот штанина и порвалась.
За костюм от мамы мне тогда досталось. Но он в мою память чётко вошёл.
В тоненькую чёрно-серую полоску с отливом, и стоил он тогда 9 рублей
50 копеек. Для моих родителей это была серьёзная сумма, но мама настояла
на покупке. И там же отцу купили кожаный плащ за 180 рублей.
А отец, я говорил уже, сильно выпивал. Через несколько дней он его продал
за 120 рублей.
Отец спивался. Сядет на кухне, свет выключит и давай сам с собой
разговаривать. Один раз договорился до белой горячки. Прибежал в комнату
с большими глазами и кричит: «Чёрт! Там чёрт!» Мы пошли смотреть.
И страшно, и интересно. Включаем свет, а там никого нет. Мы с братьями
иногда подглядывали, как он сам с собою разговаривает. Ему это очень
не нравилось, и как только он нас замечал, мы тут же убегали. Вспоминая
своё детство, отец, бывало, устраивал дебоши, и мы уходили к соседям.
После очередного такого дебоша мама вызвала милицию, а отец схватился
за нож — хотел себе горло перерезать. Милиция давай отца крутить.
И я сейчас вот сижу и удивляюсь: откуда у худенького щуплого мужика
в тот момент было столько силы — троих милиционеров раскидал и, если
бы не подножка, думаю, его бы не свалили.
Но так как отец всё пропивал, в доме постоянно не было денег. Мама
зарабатывала 70 рублей плюс подработка. В те годы был страшный дефицит
товаров, вот мама и шила — кому юбку, кому блузку, кому костюм,
брюки.
Однажды соседи из деревни привезли картошку. Она была очень дешёвой
(1 рубль за ведро), и на ней можно было долго жить. Так мои родители
всю её выкупили. Запомнилось почему-то — 120 вёдер. Соседи возмущались,
что мои родители выкупили всю картошку, и весной ещё докупали.
Жили мы в нищете и голоде. Постоянно хотелось есть. Росли на одной
картошке и хлебе. Отец приносил с получки конфеты, торт, а остальные
деньги пропивал. Однажды отец купил конфет, торт и палку варёной колбасы.
Нас подзывает и говорит: «Ты, Стас, старший», и отрезает хороший кусок
колбасы. Владику говорит: «Ты — средний, тебе поменьше. А тебе, так как
ты младший, ещё меньше». И мне так обидно стало за себя! Мясо водилось
в нашей семье, но не так часто, как хотелось. В нашем доме было 12 квартир,
из них наша семья была самая бедная. У мамы был старший брат Павел,
так он иногда привозил мясо, когда колол поросёнка, и картошку. Летом
мы с детворой лазали по чужим огородам.
Меня часто оставляли в круглосуточном садике на неделю, где по
ночам я плакал от того, что за мной никто не приходил. Вроде прошло
столько лет, а осадок остался. Хотя сейчас понимаю, что это вынужденная
была мера. Но…
В 1969 году пошёл в первый класс! Пришлось самому ходить по частным
домам, просить цветы для учителя. Кто что давал, но букет я смог
собрать. В основном были жёлтые георгины.
Вернусь ненадолго назад, дорогой мой читатель. В 1952 году отец
купил мотоцикл ИЖ-56. Он очень мечтал о нём. Родители долго откладывали
деньги. По тем временам мотоцикл стоил 1200 рублей. Мама тогда
зарабатывала 60 рублей, отец — 100–120, минус те деньги, на которые они
снимали комнату. Позже им дали комнату. Но власть заставила отца продать
мотоцикл, так как глухонемые люди не имели права на нём ездить,
так же как и на машине. И от бессилия (закон есть закон!) отец запил. Для
него это была трагедия! После этого он купил мопед и ездил на нём.
Еще хочу немного отступить. В 1952 году моим родителям дали комнату
в двухкомнатной квартире. До этого они снимали комнату и платили
30 рублей ежемесячно. В этой квартире с ними проживали соседи по фамилии
Маер. Каждый год по весне они покупали поросенка и держали его
в квартире, пока не пройдут холода (в кладовке, которая находилась возле
входной двери с левой стороны), а после — в сарае, что напротив дома стоял.
У каждого жильца этого дома было по сараю. У нас тоже был был сарай
с ямой, где хранили картошку. Комнатка наша была размером 15–17 кв. м.
Стены в коридоре синего цвета, кухня размером 7–8 кв. м. В ванной стоял
титан, приходилось воду греть. Только когда в 1967 году был капремонт,
дома появилась горячая вода. В 1965 соседи уехали в Германию, и их комнату
отдали нам.
Годы шли, мы менялись. Стас увлёкся радиоаппаратурой, Владик был
возле отца, помогал чинить мопед. Один я — «не пришей кобыле хвост».
Я был возле мамы и помогал ей готовить еду. Она уходила на работу
в швейную мастерскую, а я вставал у плиты. Братья не раз говорили:
«У тебя вкусней, чем у мамки».
4 июня 1975 года нас постигло большое горе. Погиб мой старший брат
Стас. 27 июня ему бы исполнилось 18 лет. Ночью пошли мы купаться. От ТЭЦ
шла труба, из которой текла горячая вода. Место называлось Горячка. Глубиной
метра два, диаметром шесть–восемь метров. Стас тогда был уже ростом
180 см. Мы стали уже собираться домой, а он и говорит: «Нырну в последний
раз». Нырнул, да не вынырнул. На дне лежал кусок трубы. Об этот кусок
и ударился, видимо. Возле виска была небольшая ямка. Ждали, ждали. Давай
кричать. А ночь, из трубы под хорошим напором идёт вода, она шумит,
ничего не слышно и не видно. Разделись, пошли его искать, думали, Стас
шутит, решил с нами поиграть. Вода ходила по кругу у сброса воды, я пошёл
наперерез. Стас плавал мёртвый. Меня охватил ужас: страх, слёзы, истерика.
У брата Владика — то же самое. Потеря близкого и родного человека…
Хочу остановиться на одном моменте. В 1976 году в мой город приезжает
мамина сестра Александра Ивановна Закамалдина и с ней её муж
Виктор Леонтьевич. И так вышло, что я потянулся к этому человеку — к своему
дяде. Он начал работать помощником начальника участка на Третьем
калийном комбинате, а закончил работать начальником погрузки. Благодаря
этому человеку я стал таким, каким меня видите вы, дорогие мои
читатели. А мог скатиться, как и многие мои сверстники.
Прошу прощения, немного отступлю. В годы страшного дефицита,
особенно в 70-е годы, мне очень хотелось иметь наручные часы. Но я уже
говорил, мы были самые бедные, и мама не могла купить их мне. Как заработать
мальчишке 12 лет деньги на часы? В то время мужики много распивали
в разных местах. И я начал собирать бутылки. Полтора года собирал,
но нужную сумму в 23 рубля накопил. В 1974 году маме дали путёвку
в Сочи, и я отдал ей деньги на часы — в моём городе их было невозможно
купить. Но вышло так, что мама в поезде оставила свои часы в туалете и,
чтобы отец не ругался, на мои деньги купила часы себе. Когда она была
в отъезде, я часто бегал на вокзал в надежде встретить её. Ведь я не знал,
когда она приедет. Когда она вернулась и обо всём рассказала, то я сильно
не расстроился. Главное — мама рядом, мама со мной!
В 1977 году я закончил восьмилетку и поступил в училище № 40 по
специальности бульдозерист широкого профиля. Тогда же впервые поехал
в Москву. На свои честно заработанные деньги. Зарабатывал тем, что
разгружал вагоны с продуктами на базе. На поездку в Москву заработал
за полгода 120 рублей.
К тому времени мама разошлась с отцом. Мы с братом по ночам лазали
по чужим сараям — искали, что поесть: консервы, закрутки, варенье.
Если бы был жив брат, наверное, наша жизнь сложилась бы по-другому.
Но жизнь идёт по своим правилам…
В 1978 году я устроился на работу учеником слесаря в локомотивное
депо города Березники. В том же году я познакомился с девушкой и стал
посвящать ей стихи. Мне тогда 17 лет было. Направили меня работать в периодический
цех по ремонту электровозов. Мастером был Виктор Сергеевич
Середа. И на очередной планёрке спрашивает, почему я ухожу рано с работы,
видимо, не зная, что я несовершеннолетний. И я ему отвечаю: «Мне ещё
17 лет и до пенсии пахать да пахать». И с того самого дня стали кликать
меня «Пахарь». Позже меня перевели в другой цех, на техосмотр. Там я был
самым молодым, так меня там и прозвали «Молодой». В 1981 году оттуда
с 5 разрядом и ушёл в армию.
Попал служить на Дальний Восток, на станцию Смоляниново-Ачинский
в Третий мотострелковый полк в/ч 24116 — в первый батальон, вторую показательную
роту (поддержка погранвойск) пулемётчиком. Отпуск домой
не давали. Имею две благодарности. Первая — на расстоянии 800 метров
сбил 4 мишени из 5 возможных, и вторая — залез на сопку на полковых
учениях один из первых. Не могу сказать, что был самым сильным,
но и слабым не слыл. А в роте 54 человека. Мне, как и многим моим
сослуживцам, повезло: рота была одного призыва, нам не пришлось узнать,
что такое дедовщина. В армии была поговорка: «Нет страшнее зверя, чем
голодный ачинец!». От того, что кормили на ученьях не ахти!
20 октября 1983 года выхожу в запас. Дембель! В 1984 году впервые
приехал в Ленинград. И 5 мая 1984 года познакомился с будущей своей женой
Еленой. А 18 июля 1984 года мы расписались. И прожили вместе 16 лет.
Я очень благодарен судьбе за то, что у меня была такая жена! И я её очень
уважаю! Это очень умный, тактичный и мудрый человек. Хоть она родилась
на Кубани, но все её корни из Ленинграда. Отец её во время блокады
был увезён на Кубань, откуда он уже не захотел возвращаться. Наверное,
именно в отца пошла Елена. От него она унаследовала то, что я перечислил:
тактичность, деликатность, ум, мудрость. Я благодарен ей ещё и за то,
что она родила мне сына и дочь. В 1985 году родился сын, которому дали
имя Захар в честь персонажа Петра Проскурина из романа «Судьба». А дочка
— Варвара — в 1987 году. Это имя я услышал в фильме «Тени исчезают
в полдень», и оно мне очень понравилось.
За эти годы (с 1986 по 1988) я работал дворником, после устроился
на бумажную фабрику им. Горького. Это на Васильевском острове.
С 1989 года подался в спекулянты. Началось всё с того, что однажды, когда
я работал целый месяц без выходных по 16 часов в сутки, мне выдали зарплату
и у меня пошли слёзы. Вот тогда я понял: честным трудом много
не заработаешь. И начал крутиться в универмаге «Юбилей». Там познакомился
с первой своей сильной любовью — Ниной. С ней мы встречались три
года, но так как я из семьи не уходил, мы расстались.
В 1993 году я устроился продавцом цветов и до 1999 года там работал.
После стал предпринимателем, торговал посудой из Гусь-Хрустального,
уральскими поделками, сувенирами, открытками, шапками. На станции
«Пионерская» был торговый комплекс «Адамант», позже он сгорел. Вот
оттуда у меня был старт. И к 2002 году у меня были две торговые точки
и два магазина. Маме я купил комнату в двухкомнатной квартире.
В 2000 году я встретил вторую свою любовь и ушёл к ней. Может,
за это Господь и наказал меня — посадил в инвалидную коляску. А может,
дал испытание, насколько я силён духом. В 2002 году я был самый
счастливый человек на свете. Я спешил к любимой женщине. Возвращаясь
с товаром домой, 13 августа 2002 года «нашёл» фуру — уснул, лобовое
столкновение. Машину мою не собрать, только осталось на запчасти отдать.
А у меня сломан шейный отдел позвоночника (С5 и С6). Все деньги
ушли на закупку товара, от которого остались осколки. И вот с 2003 года
начался самый интересный и нелёгкий этап моей жизни. Анастасия, хоть
и ушла от меня, но всё равно я ей очень благодарен! В самые трудные для
меня дни и часы она была рядом. Я знавал таких людей, от которых сразу
уходили жёны с детьми, мужья. Как только я пошёл на поправку, Анастасия
честно сказала: «Ты остаёшься один!» Говорю вам откровенно, дорогие мои
читатели, по ночам плакал в палате, чтобы никто не видел и не слышал.
Единственные свидетели (но они молчат) — это стены.
Я уже упоминал, что на момент аварии все деньги были потрачены
на товар, но он разбился. Где взять деньги на операцию? Такая операция
в те годы стоила 1300 долларов. А Елена смогла договориться дешевле,
через знакомых. Кто должен был мне, у того денег не было, но худо-бедно
нужную сумму нашли — 300 долларов. Если бы промедлили с операцией,
меня могли бы не спасти. До операции я ещё провёл с неделю в Вышнем
Волочке. Скажи мне кто-нибудь до аварии, что я буду прикован к коляске,
я бы рассмеялся этому человеку в лицо, не поверил бы!
Но жизнь продолжается! Итак, я окунулся в другую жизнь — в жизнь
колясочника. Когда подобное происходит, всё меняется — ценности, взгляды.
Я думал, прежде чем писать о жизни в коляске, надо ли это? И решил:
надо! Пусть люди знают и морально будут готовы ко всему. Но не дай Бог!
Все колясочники делятся на три категории: шейный, грудной и поясничный
отдел. Самым худшим считается шейный отдел позвоночника. Часто бывает
так: «шейник» — это мясо! Он без посторонней помощи ничего не может
сделать. А «поясничникам» и «грудным» тоже несладко — чтобы сходить
в туалет, делают себе клизму, и так через каждые три дня. Если я могу ездить
в памперсе, то есть категория колясочников, которые ездят с катетером.
Итак, я оказался один на один со своими трудностями. Анастасия ушла.
С другой стороны, её тоже можно понять: 16 лет разницы, мне 40, ей 25,
жизнь только начинается, а тут — урод! Я её не сужу. «Не суди, да не судим
будешь». Так в Писании сказано. Когда меня привезли из больницы и ночью
остался один — было желание уйти из жизни, один и никому не нужен.
Хотел ножом перерезать себе горло. Но что-то меня остановило — наверно,
жажда жизни.
Дети отвернулись — отец ушёл к другой женщине, их бросил. Елена
тоже отвернулась — не дал денег на 1 сентября! Ах, если бы они были тогда!
А если их нет, откуда взять? Мама тоже взбрыкнула: пока не перепишу комнату
на неё, приходить не будет! В те годы я снимал квартиру в Купчино.
Общежитие квартирного типа. Там были соседи — Маша с Сергеем и Наташа
с Володей. И ещё был Саша Марк. Вот кто помогал мне тогда. Через некоторое
время мама вернулась. Ещё немного позже я помирился с детьми, но,
опять же, благодаря мудрости Елены. Сейчас мы очень любим друг друга!
Хочу ещё немного отступить. В мае 2005 года был в 40-й больнице
на реабилитации и заехал домой, не помню зачем. Раздался телефонный
звонок, и я узнал, что мой отец умер. Сказать честно, сильно не расстроился,
но слеза побежала. Хотел его проведать, да не успел. В родной город
смог приехать только на 40 дней. Позже, 20 октября 2009 года умирает
мама. Я остался один, но есть дети. Ради них сейчас и живу.
Хочу добавить: на заработанные мною зимой деньги от продаж
в 2007 году в мае съездил в Италию на автобусе.
В 2010 году увидел афишу «Зара». Значения не придал и на концерт
не пошёл, а напрасно. Чуть позже посмотрел концерт по телевизору. Как
я жалел! Она меня покорила своими песнями, своей душевностью. В каждой
песне чувствовалось, как она проживает ту жизнь, о которой поёт. И вот
весной 2011 года Зара участвует в одном из концертов. И на этом концерте
я дарю ей первую корзинку с лягушкой, а вокруг лягушки — ландыши. Это
была наша первая с ней встреча.
С этого и пошло: на каждое выступление новая корзинка, новая лягушка.
В каждую корзинку я вкладывал свою душу! Сколько подарил корзинок
с лягушками, не считал. Вот так с 2011 года я стал поклонником Зары.
Но ещё больше она покорила моё сердце и мою душу в «Европолисе»
— это торговый центр, куда Зара приехала выступить, и мы с ней там
встретились. Там я подарил ей весь мир и поставил его к её ногам. Она
решила со мной сфотографироваться, и после, когда я распечатал фотографию,
во мне всё перевернулось: она стояла на коленях. Не каждая звезда
позволит себе встать на колени рядом с инвалидом-колясочником. Это
может сделать только большого сердца человек! И я полюбил её за это
сердце! И за эту душу! Что и пробудило во мне тягу к поэзии, которая
дремала 35 лет.
Задумываюсь, откуда оно пришло — моё стихотворное творчество.
Моя мама много читала художественной литературы. А бабушка Марина
пела, и с хором пол-России объездила. Как-то бабушка Марина пригласила
нас с братом на день рождения. Это было в 1968 году. Там такие песни
пели, да ещё как пели! Не хотелось уходить. А в дорогу дала большой пакет
домашних пельменей и конфет. Наверное, это и сподвигло меня начать
творить.
В конце 2010 года я заработал на кроссовки стоимостью 7500 рублей.
Продавал «остатки былой роскоши» — у меня осталась посуда подарочная,
её-то люди на Новый год и покупали. Для инвалида-колясочника 7500 рублей
— это большая сумма, когда нет никакого дохода. Но себя надо любить.
В 2011 году я торговал копилками ручной работы, а с 2012 года — цветами
летом, а зимой — копилками. А сейчас буду продавать свои стихи. Если они
пишутся, люди должны их читать.
Ещё хочу добавить: на свою первую книгу и на эту я заработал сам!
Валерий Брошь

2

P. S.
Не случись одно, не случись другое и третье, и моих стихов не было
бы. Всё в жизни идёт своим чередом.
Очень благодарен своим друзьям Дмитрию Певцову, Ольге Дроздовой
и Игорю Журавлеву — дали денег в долг на издание моего сборника «Мой
путь»! Дмитрий хоть и говорил, что можно не возвращать, но я бы перестал
себя уважать, если б не вернул долг! Мне уважение дороже всяких
бумажек.
Ещё хочу добавить: я очень благодарен судьбе за то, что послала мне
самую очаровательную женщину города Ленинграда — Зару! Если бы не
было её, не было бы моих стихов.
В своих стихах я хочу показать какой я: люблю смех, юмор, люблю веселиться,
а также грустить. И ещё хочу добавить, что умею и могу любить!

3

Вы стихи мои не читали,
Я вам советую приобрести,
Чтоб побольше вы меня узнали,
Чтобы радость ваша могла цвести.
В моих стихах вы узнаете
Про всю мою былую жизнь.
И когда узнаете, то вы мне пожелаете,
Чтоб в жизни в своей я не тужил.
Мой сборник называется «Откровение»
И я вам откровенно всё рассказал:
И про все свои плохие мгновения,
И как плакал, трудился, страдал.

Дмитрию Певцову

Спасибо Другу моему, что он всегда тут рядом.
И сердце я отдам ему, если это будет надо.
Пусть он живёт ещё сто лет и пусть не знает горя.
И дам ему в руки пистолет, чтоб он играл в героя.
Героев много у него, за каждого жизнь он проживает.
Пусть ладится всегда всё у него, а тот герой страдает.
Пусть жизнь сияет каждым днём Любовью лучезарной,
И чтоб Ольга всегда была при нём, женой любимой, славной.

Моему трепетному и ранимому Другу Заре

Милый Друг! Тебя я люблю!
И любую разлуку для тебя в стихах посвящу.
Милый Друг, я знаю, тебе не нравятся маты
И не нравятся плохие слова,
Но от одиночества разврата я забыл прелестные глаза.
Ты прости меня, если сможешь.
Ты прости, Дорогой мой Друг!
Я люблю тебя очень, и прости за неслаженный струг!

6

Зара! Милая, родная.
Зачем влюбился я в тебя?
Ты словно птица ворвалася
В мою душу любви огня.
И загорелось сердце,
А душу тянет всё к тебе.
Я так хочу тебя увидеть.
Я так хочу прижать к себе.
И целовать глаза и губы,
И мягкий волос, лоб прямой.
Но нет возможности увидеть
Тебя хотя бы на часок.

7

Я боюсь в этой жизни тебя потерять!
И боюсь разлюбить только тебя!
Дорожить этой дружбой с тобой
Для меня ценнее всего.

8

Моё сердце ты разбила.
И осколки не собрать.
Ты любовь свою дарила.
Я тебе же — только страсть.
Я прикован к твоему фото,
От него не отхожу.
По щекам текут слёзы.
От любви к тебе горю!

9

Хочу дорогу я пройти, свой путь пройти тернистый.
Лишь стоит мне его найти, он будет каменистый.
И гнали по дороге той Иисуса с поднятым крестом,
Ему плевали в сердце, в душу, венок терновый надевали
И на кресте одежду всю содрали.
Он муки принял на себя, хотите вы спросить меня —
Верю ли я во Христа?
Господь один, он всем поможет
И даже мне пройти мой путь.
И знаю я, только он помочь мне сможет
На плащанице душу развернуть.

10

Я Сергею Есенину стихи посвящаю,
На его стихи песни поют.
И стихи свои ему я слагаю,
Под его стихи, плачут, ревут.

Мне бы хотелось, чтобы кто-то, когда-то
Взял бы сборник моих стихов,
От стихов моих слеза побежала упрямо.
Ну а песни мои я запер на засов.

11

Я рву, мечу, а сил всё нету, я рву, мечу, и не хватает сил.
Скорей бы дали мне карету, и тогда в Москву в карете поскачу.
Скорей бы там мне увидеть Зару,
Скорей бы там мне её обнять.
Возьму в руки я гитару и микрофон, её буду целовать.
Я запою про чудные напевы,
Я запою про Питер наш родной
И пропою ей все свои куплеты,
И ей в любви признаюсь в микрофон
.
И расскажу я ей, какое сердце, какое сердце у меня
И что у меня под сердцем
Лежит тайник, где спрятана она.
Его я прячу от дурного сглаза, и прячу от дурных ушей
И на столе у неё стоит ваза, и в вазе той стоит ландышей букет.

Дмитрию Певцову

Ты бегал когда-то мальчишкой, девчонкам задирал ты трусы,
Ходил ты когда-то с книжкой, девчонкам ты нёс цветы.
Теперь года пролетели, мужчиной ты стал давно.
А годы как птицы летели, и стал ты сниматься в кино.
На улице одни лишь метели,
И в доме твоём уютно, тепло.
Летит жизнь бесконечная, и время летит торопясь,
И жизнь наша бренная… Как не хочется нам умирать.

13

Люблю весёлые вёсла, лодка сама летит.
Люблю весёлые гнёзда, где песня только звенит.
Огонь её раздувает, песню весёлую ту
А я берёзу ломаю и с ней в стог упаду.
Берёза упрямится ветками, а я прижимаюсь к ней.
Какая морока с целками, лучше чесать мне блядей.
С ними так просто и ясно, не надо покупать им конфет,
Ночь проводить с ними прекрасно, и тебе не устроят концерт.
С целками всё напротив, конфеты, цветы подавай ей.
Я, конечно, не против, но посылаю их в какую-то мать.

14

Обожглась ты, девица, белой простынёй,
Обожглась ты, девица, крапивой ледяной.
Собирала ягоды, ягоды, грибы,
А теперь ты, девица, плачешь у реки.
Ты мальчонку встретила, даже молодца,
Обещал жениться, взять из-под венца.
Обманул обманщик, нет его теперь
Слёзы вытираешь об тугой ремень.
Затянул он шею молодой косе,
Слёзы льют родные по её слезе.
Не откроет очи, слеза не запоёт,
И молчать нет мочи, её уж не вернёшь.

15

Шепчутся листья, и даже берёзы,
Низко склонились они над водой.
Хочется листьям попить той водицы,
До воды дотянуться осталось рукой,
Но не могут берёзы так низко нагнуться,
Не могут они припасть к той воде.
Двое влюблённых давно расстаются,
Которые приплыли вниз по реке.
Слёзы льются у девочки Кати,
Слёзы катятся вниз по щеке.
Увозят любимого, сердце рвётся на части,
Любимого сильно прижимает к себе,
Губы сплетаются, с солёной слезою,
Руки друг от друга никак не разжать.
Так и хочется написать мне только кровью:
Если любите, не расставайтесь вы никогда.

16

Тают талые воды, тает и берег речной,
Жук копошится навозный, хочет навоз зарыть своею рукой.
Черви тут приползают, хотят навоз тот сожрать.
Жук их лопатой: а ну пошли в какую-то мать!
Весна разливается дальше, хочет она всё затопить.
А мне тоску свою бы развеять,
Да в самогоне её утопить.
Жук закапывает глубже навоз драгоценный свой,
А я ему говорю: «Друг, поделись, брат, со мной».
Жук встал в затупение, зачем ему, мол, навоз,
Это не такое искушение, это не денег воз.
А я его больше подначиваю: «Что, брат, жаба душит тебя?»
И с ним шутя разговариваю: «Лопаты нет даже у меня,
Набросай мне ведёрок десять, я тебе спасибо скажу.
Пора картошку удобрить, и где — я тебе покажу».
Жук своей щедрой рукою наложил навоза мне воз,
И картошку я окучиваю, и жду картошки прирост.

17

Осень холодная, унылая грусть.
Она также влюблённая, к ней в постель заберусь.
Пусть ночью влюбляется, и только в меня,
Со мной пусть целуется, и только любя.
К ней прижмусь, чтоб её лишь согреть,
И душою своей её обогреть.
И застонет она от ласки моей.
И ещё приглашу двух лебедей,
И закружимся мы вместе с проливным мы дождём.
А осень холодную согрею своим я огнём.

18

Я нашёл себе берёзу, в речке она купалася.
Бросил я берёзу, зачем она мне сдалася.

19

В небе парит одинокая птица,
Парит она в небе давно.
На ветке сидит, пичуга синица.
Кто бы открыл синице окно.
Птица парит в небесах одиноко,
Хочет она уюта-тепла.
С ней поступили когда-то жестоко,
И парит теперь в небе одна.
Синичка, синичка, маленькая птичка
Тоже хочет уюта и тепла,
Не может попасть в дом из-за стекла.
Как мне хочется одинокую птицу, синицу,
Вместе их объединить,
И чтобы летали они вместе
И вместе могли парить.

20

Люблю я осину, берёзку, валяться с ними на лугу.
Люблю я осину, берёзку, и с ними купаюсь в пруду.
Берёзка такая белая, словно холодная сталь,
И осина, когда раздетая, словно мягкая белая шаль.
Ими всегда наслаждаюсь, страсть во мне так горит,
И всегда поражаюсь, как мне хватает сил
Наслаждаться двумя сразу, не каждому это дано.
И словно церковную вазу, осину, берёзу ставлю я под забор.
Уходят деньки золотые, пролетели и мои тут года,
Осина с берёзой стали настолько родные,
что завидуют мне тополя.

21

Ветер качает грустную песню, от ветра качается крест,
Трава заунывная грусть нагоняет, жук могильник что-то ест,
Заплаканный лист с деревьев слетает,
Дождь моросистый плакал всю ночь, чайка в небе летает,
Этой ночью убили его дочь.
Молния сверкала, ветер ревел,
Дождь моросистый песню запел.
От этой песни дрожь пробежала,
От этой песни слеза набежала.
Дождь моросистый был молодым —
За ночь одну стал он седым
От боли, утраты, от боли потерь.
Дождь моросистый стонал, как раненый зверь,
Готов был убить любого он зверя.
Любимая дочь, большая потеря.
Не скоро сердечная боль заживёт,
Не скоро на дереве лист прорастёт,
Не скоро могила травой зарастёт.
Пока над могилой поёт маленький клёст.

22

Люблю трескучие морозы, когда от мороза деревья трещат
И на стекле мороз рисует узоры, снегири на ветке пищат.
К кормушке они подлетают, делятся пшеном и зерном,
Собрались тут свиристели, спорят, чей лучше дом.
Одна говорит — у белки, другая у барсука,
А тут куры-наседки увидели паука.
Мороз всё больше крепчает, пробирает меня до костей.
Жена у дома встречает, ждёт на пороге гостей.
Крепкого чая заварит, с мятой, с крутым кипятком.
На улице мороз ругается матом, ругается всё за стеклом.
От крепкого чая с мятой у меня заиграла струна.
И хочется гостей послать матом,
Но мне не даёт жена.

23

Я так давно к стихам не прикасался.
Я так хочу для вас их написать.
И одного я опасался, что не смогу для вас я их писать.
Но я пишу, спасибо Заре, спасибо сердцу моему.
Могу поклясться на Коране и господу Богу моему,
Что для меня на свете лучше музы нет
И ради неё даю я свой обет.

24

Разрумянилось солнце золотое,
Разрумянилась всякая шваль,
А я знаю слово простое,
И я знаю, что совсем ты не блядь.
Я хотел бы с тобой поехать
В Самарканд или в Бухару,
Я хотел бы с тобой уехать
В Ленинград или в Москву.
Чтоб уехать отсюда подальше,
Чтоб не видеть тут всякой зги
И чтобы как раньше, как прежде,
Не пудрили вы мне мозги.
Я очень хочу быть вместе, рядом,
Вместе с вами наперевес,
И не ходить по задворкам задним
И не быть одному, как обрез.
Я хочу, чтобы солнце нам светило
И румянилось, глядя на нас,
И чтобы оно всегда золотилось
И глаз не сводило с нас.

Заре

Закатилось солнце золотое,
Закатилось прямо свысока,
И с любовью небо голубое
Посылает солнцу облака.
Пусть поспит, отдохнёт немножко,
Недремлющее око свет.
И хочу, берёзке, с этим солнцем
Я тебе послать солнечный привет.

Моим детям: Захару, Сабине

«Жду я берёзку, жду я давно,
Смотрю на дорогу, смотрю я в окно,
Может, зайдёт она и вдруг постучит.
Как всё-таки сердце, сердце болит.»
Ту берёзку давно я люблю,
Жить без неё я не смогу.
К её рукам хочу я припасть
И нежно, нежно их целовать,
Каждую родинку, каждый ноготок,
Губы её, как розы лепесток,
Так же нежны, так же красны,
С ними хочу смотреть прекрасные сны
И любоваться её красотой,
И любоваться её наготой.
Всё это хочу в стихах передать
И об этом вам сейчас рассказать.

27

Тихо плещется рыба у тихой реки,
Крот выползает из чёрной земли,
Чайка летит над рекою, кружится она над рекой,
Девица плачет слезою, хочет умыться водой.
Кедры влюбляются в розы, а также в белые берёзы,
Весна пробуждается в грозы, а также от первых гроз.
Только весной мы влюбляемся под звонкую песнь соловья,
И только весной удивляемся, как прекрасна весною земля!

28

Лист опадает, красота увядает.
Осенью все деревья без листьев стоят.
Молодость нам всегда всё прощает,
Только лишь старость нам не унять.
Старость приходит нежданно-негаданно,
Старость приходит, когда нету сил.
Так и хочется взять и всё заморозить.
И водки стакан себе я налил.

29

Золотое тело, голая грудь.
Так и хочется к телу губами прильнуть
И руками своими обнимать, целовать,
А губами своими его лишь ласкать,
Языком проводить по упругой груди,
И от ласки и нежности набухнут соски.
Языком утонув в неге пухлых губ,
И к экстазу приду от покусывания твоих белых зуб.

30

Я свою звезду отпускаю в голубое небо,
Пусть она летит в галактику звёзд,
И звёзды мерцают, в солнечное лето
Птенцы вылупляются только из гнёзд.
Я хочу, чтоб звезда сияла светом
И от света её растаяли льды.
Пусть наши звёзды встретятся сами,
Не будем подталкивать их.
И мужики ходят с усами
И дым сигарет и пепел стряхивают с них.
Наши звёзды должны встретиться сами
Через много, много лет.
И не будет там мужиков с усами,
И с тобой мы пойдём на балет.

31

неба срываются звёзды,
Летят в неприглядную даль,
А на земле стоят утёсы
И несут свою лишь печаль.

Со звёздами загадываем желанье,
Мечта, исполняйся скорей.
А у меня такое желанье —
Так и хочется вас всех огреть.

Утёсы, утёсы, равнины, долины,
Как горе мне с вами своё пережить,
А в небе светят тусклые звёзды
И некому больше горе излить.

Утёсы стоят, меня обнимают,
Берёзку подкладывают мне,
Равнины, долины к себе прижимают
И говорят: она пригодится тебе.
Звёзды холодные всё так же мерцают
И свет посылают с небесной дали,
Душу мою они мне согревают.
А то, что уже было, уже позади.

32

Мои руки не от скуки, их вожу туда-сюда.
Мои губы не от скуки, и ласкают лишь тебя.
Своими нежными губами прикоснусь к твоим губам,
И влюблёнными глазами расцелую я тебя,
Обниму так сильно, крепко, что захочется вздохнуть,
И окажешься в постели, не успеешь глазом ты моргнуть.
Всю тебя я расцелую, от головы до пят твоих,
Даже родинку родную, что ползёт куда-то вниз.
Мокра места не оставлю я от тела твоего.
От тебя я жду ребёнка, жду ребёнка своего.

33

С неба посыпались яркие звёзды,
Звёздная пыль слетает с них.
Кружатся в небе одни самолёты,
И мне никак не добраться до них.
Звёзды летят, путь освещают,
Хочется за ними вслед полететь.
Светом они мне помогают,
Но с орбиты своей мне никак не слететь.

34

Утонуло солнце золотое, утонуло в небесной синеве,
Ну а я хожу понуро, и берёз не вижу я нигде, —
Окружают только липы, липнут суки к моему костру,
Но а я тебя нисколько не ревную
И из сердца своего тебя я не гоню.
Знаю я, тобой другой владеет,
Молодой крепенький дубок,
И с тобой от счастья млеет,
Зацепив тебя под корешок.
Пронеслись мои годы молодые,
Улетели, в неприглядную даль,
И волосы стали мои уж седые,
И я храню свою всю печаль.

Была у меня когда-то осинка,
Листвой укрывала меня.
Была она стройная, словно как нитка,
И говорила мне, не проживу без тебя.
Но вот я сломался, её рядом нет…
Как хочется порой достать пистолет,
Пустить пулю в висок, обрубить все концы.
Но я с берёзкой хочу смотреть прекрасные сны.

35

Надо мною всё летает фламинго,
Хочет увлечь за собой.
Фламинго, розовая птица, в неё я влюбляюсь весной.
Она молода и красива, ноги как на подбор.
Ох уж эта крапива, фламинго лóжу под забор.
Кокетничать с нею не стану, ставлю её буквой зю.
Ну а когда устану, возьму и снова посплю.

36

Опущу я руки в морское дно
И достану с моря золото своё.
Нежными руками обниму его,
Горячими губами оближу его,
Положу я в койку, на кровать свою,
И любиться буду, как ночную мглу.

Подлатый месяц

По полю бежит затравленный заяц,
Собаки гоняют его,
А в небе светит месяц подлатый,
И я готовлю ружьё.
Месяц светит, ружьё освещает,
Освещает поляну, где трава колосит.
И быстрая пуля зайца кончает,
И только трава об этом слезит.
Покрылась трава росою безбрежной.
Не скоро роса смоет кровь на траве.
И мне захотелось с росою безбрежной
Взять и поплакать, на зелёной траве.

38

Старая мать лежит, умирает.
Старый кот дремлет в седле..
Старая мать давно уж хворает,
Пот выступает у неё на челе,
Некому ей воды поднести,
Некому ей даже хлеб принести,
Некому даже лекарства подать
И некому даже её облобызать.

39

Люблю запах душистого сена,
Чтов детство уносит меня.
Люблю запах душистого сена,
Особенно после дождя,
Где воздух насыщен озоном,
Где рожь собираетсяв клеть.
Ия бы забралсяк берёзам
И лёг быс нимив постель,
Расправил бы все ветки кривые
Своим дуболомным сучком.
Ходили бы они как хмельные,
Ияб засыпалс паучком.
Уносится детство шальное,
Уноситсяв неприглядную даль.
И хочется, как раньше, как прежде,
Бежать мнев дождливую хмарь.
Но детство ушло безвозвратно —
Не бегать по лужам уже босиком,
И сталя хорошим мужем.
Но об этом расскажу я потом.

Дедовщине!

Летят журавли, надо мной пролетая,
Летят они в дальние края.
А я лежу в поле, мечтаю, мечты уносят меня.

Мечтаю о хлебе, о хлебе насущном,
Здесь впроголодь держат меня,
Меня заставляют убирать туалеты
И чистить чужой автомат.

Обойма моя до отказа забита
Пулями и тяжёлым свинцом,
И рука моя давно уж набита,
И в роте считаюсь лучшим стрелком

Пулю пустить в человеческий облик
Смелости мне не хватает сейчас,
Только слышится в казарме чей-то окрик:
«Ну-ка, салага, казарму убрал!»

Как мне решиться убить человека —
Господь не простит, грех мне такой.
Как буду смотреть в глаза материнства,
Отец стоит, старый седой.

Вот и лежу, и в поле мечтаю,
И хочется отсюда мне так улететь.
Когда-нибудь всех расстреляю,
И вместе с ними придётся сгореть.

41

Месяц освещает гнёзда, и моё окно
Холодно, мне сегодня на дворе темно.
Где-то кукушка плачет, схоронясь в дупло.
В доме замерзаю, хотя в доме уютно и тепло.
Нету женской ласки, нету и любви,
Надеваешь маску, до утренней зари,
Что у тебя прекрасно, в жизни хорошо,
Что у тебя всё сладко, хотя грустно и смешно.

Совесть

Не представляете, как я устал просить!
От вас ведь помощи совсем ведь не дождёшься…
Остается только голосить,
И ждёшь, когда совесть твоя проснётся.
Но ваша совесть не хочет просыпаться,
Мне даже пушкой её не разбудить.
Остаётся мне как маятнику болтаться,
Но мне о вас просто не судить.

Клевета

Меч блеснул в закате тусклом, и полетела голова,
И я нахожусь в сомненье жутком — кому нужна была она?
Кругом предательство, измены,
Коварство, ложь не превзойдёшь,
И только слышишь звон монеты
За совесть, что ты продаёшь.
И мужика оклеветали, навесили,
Что было, что нет,
Чужою жизнью они играли
И все собрались на банкет.
Они поели и попили, на сходке так они решили:
Виновен гад, не будет лезть, и голову ему отсечь!
И голова скатилась вниз, упала прямо, как картошка,
И только вопль, и женский визг, из рук моих упала ложка.
Кричала женщина, рыдала
И голову в своих руках держала, и разум тут же потеряла,
Из головы стекала кровь, глаза холодные блестели.
И только женская любовь поёт у детской колыбели.

44

Струилась кровь, текла из сердца,
Текла из сердце моего,
И, словно нож вонзился в сердце,
В словах твоих услышал ложь.
Измена пролита тобою, и водку пью я, словно сок.
Не поменяться нам судьбою —
Ведь в жизни это не дано.
Я зарываю боль свою подальше,
Поглубже, чтоб не откопать.
И чтоб слеза не набегала,
На мою расправленную кровать.
Но кровь сочится через сердце
И отзвук боли отдаётся в нём
И не подстлать под сердце сенце,
И укрываюсь тёплым сном.
С днём рождения тебя, Валерий!

45

Хочу мечтать с тобой о сладкой жизни,
Хочу любить тебя всегда.
И воронью не дождаться тризны —
Не разлюблю тебя я никогда.
Пусть вороньё кружится надо мною
И пусть горланит о своих побед,
Но ты чиста всегда передо мною,
И за собою мы оставим след.
Тот след останется за нами
И через много-много лет.
Такие же, как мы, пойдут за нами
И за собой захотят оставить след.

46

Летит белокрылая чайка,
Летит навстречу судьбе,
И я, как сдобная сайка,
Хочу попасть в рот только тебе.
Хочу, чтобы ты мной наслаждалась
С трепетом сердца в груди,
В нашей любви поклялась —
И вся наша жизнь впереди.

47

В руках держу младенца,
Счастье моё не передать
И слёзы льются из сердца,
Оттого что есть дочь у меня.
Дочку любовью согрею, лаской её обниму,
Душу и сердце ей обогрею,
Ксенией её назову.

48

Улыбнулось солнце на закате, радуга проснулась словно в серебре,
И мороз трескучий засмеялся на мохнатом шерстяном ковре.
Ветер жгучий вдруг подпрыгнул, ветку наклоня
И мороз трескучий пальцем поманил меня.
Танец я увидел незабвенный, был передо мной,
Танец был дажe необыкновенный, плыл передо мной.
Танцевало солнце, радуга-дуга,
И мороз трескучий с ветром наповал.
И сидел, смеялся, глядя я на них,
Даже улыбался от ужимок их.
И меня позвали с ними танцевать,
Я не отказался — и давай скакать.

49

Выползла из сердца, как из раны боль,
Из норы вылазит горькая любовь
Нет тебя тут рядом, и не будет впредь,
Некого мне сердцем, сердцем мне согреть.
Не стону, не плачу, не дождёшься ты —
Не увидишь слёз моих, голубой мечты.
Видишь, на коляске разъезжаю я,
И как будто в маске выползла змея.
Боль моя утихла, сердце не ревёт,
Боль моя затихла, и рана заживёт.
Не трепещут слёзы на моих глазах,
Не трепещут стоны на моих зубах,
И наступит праздник на моих губах.
Целовать я буду в золоты уста,
Целовать я буду того, кто сердцу мил,
И любить я буду больше своих сил.

50

Крутится колесо, кручу я колеса.
Крутится жизнь вокруг колеса.
Вот и однажды летел по дороге
И чуть не попал на небеса.
Долго я поднимался, долго лечили меня,
С любимой расставался, из-под ног уходила земля.
Думал, что жизнь закончилась, не нужен теперь никому.
И жизнь моя над жизнью задумалась
И стала радоваться всему,
Показывая своим примером, что я человек
И никаким замером не вычеркнуть из жизни смех.
Я улыбаюсь, смеюсь, как люди,
Показываю зубы всем.
И когда окажешься на блюде,
Ты вспомни мой задорный смех.

Author WordPress Theme by Compete Themes